Февраль 17th, 2015 
Александр Варламов 
[1]*
Николай Васильевич Гоголь не учился в Московском университете, не занимал там никакой кафедры, хотя одно время этого желал. В 1834 году он раздумывал, искать ли ему кафедры всеобщей истории во вновь открывшемся тогда Киевском университете Святого Владимира (по совету М.А. Максимовича) или места адъюнкт-профессора в Московском университете (как рекомендовал М.П. Погодин). Из переписки Гоголя с последним мы знаем, что он имел намерение стать адъюнкт-профессором Московского университета. «На предложение твое об адъюнктстве я вот что скажу тебе, — писал Гоголь Погодину 23 июня 1834 года из Санкт-Петербурга. — Я недавно только что просился профессором в Киев, потому что здоровье мое требует этого непременно, также и труды мои. Вот чем можно извинить мне искание профессорства, которое, если бы не у нас на Руси, то было бы самое благородное звание. Прося профессорства в Киеве, я обеспечиваю там себя совершенно в моих нуждах, больших и малых; но взявши московского адъюнкта, я не буду сыт, да и климат у вас в Москве ничуть не лучше нашего чухонского, петербургского. <…> Впрочем в июле месяце я постараюсь побывать в Москве, и мы потолкуем о том о сем»[1]. За полгода до этого, в письме к А.С. Пушкину — от 23 декабря 1833 года — Гоголь сообщал, что ему предлагали место в Московском университете (см. Х, 234). Однако не вышло ни того, ни другого, — на деле получилось третье: министр народного просвещения граф Сергей Семенович Уваров предложил Гоголю профессуру по кафедре всеобщей истории при Санкт-Петербургском университете, и он остался в северной столице.
И все же Московский университет в судьбе Гоголя оставил заметный след. Вспомним о том огромном влиянии, которое оказывал университет в 1830–1840-е годы на культурно-общественную и литературную жизнь тогдашней России. «Московские студенты, — пишет в своих воспоминаниях о Гоголе Сергей Тимофеевич Аксаков, — все пришли от него в восхищение и первые распространили в Москве громкую молву о новом великом таланте»[2]. В числе этих студентов были М.Ю. Лермонтов, И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский. Все они вышли на свои жизненные и творческие пути из Московского университета. Уже в 1835 году Белинский провозгласил Гоголя «главою литературы, главою поэтов«[3].
В 1834 году Гоголь был избран действительным членом состоящего при Московском университете Общества любителей российской словесности, секретарь которого Михаил Погодин предложил молодому писателю участвовать в работе Общества, но тот отделался шутливым письмом. «…Я получил маленькое прибавление, впрочем, гораздо больше письма вашего, — отвечал Гоголь Погодину 13 марта 1834 года из Санкт-Петербурга, — о венчании меня, недостойного, в члены Общества любителей слова, труды которого, без сомнения, слышны в Лондоне, Париже и во всех городах древнего и нового мира. Приношу вам чувствительную благодарность, почтеннейший секретарь общества, Михаил Петрович, и прошу также изъявить ее благородному сословию. Но, увы! вы избрали самого негодного члена, который даже не может ничего прислать вам по своей лености… Я хотел было, однако ж, прислать вам кое-что, но болезнь, которая приколотила меня было к кровати ровно на две недели, отняла всякую к тому возможность» (Х, 245).
Гоголь был избран членом Общества любителей российской словесности вместе с братьями Киреевскими, поэтом Николаем Языковым, профессором Николаем Ивановичем Надеждиным. Но вскоре деятельность Общества приостановилась и возобновилась только в 1858 году, то есть шесть лет спустя после смерти Гоголя. 7 февраля 1865 года Погодин, теперь уже председатель Общества читал на заседании отрывки из своих воспоминаний о встречах с С.П. Шевыревым и Гоголем в Риме в 1839 году. И в дальнейшем интерес к жизни и творчеству Гоголя здесь был неизменным и постоянным (особенно после 1880 года)[4].
Общество не преминуло почтить память Гоголя в 1902 году, по поводу 50-летия со дня кончины писателя. Тогда в университете состоялось торжественное заседание, посвященное воспоминаниям о Гоголе. Университетское Общество любителей российской словесности, как известно, явилось главным инициатором сооружения памятника Гоголю по всенародной подписке. Он был открыт в Москве в 1909 году.
Через одиннадцать лет после избрания Гоголя членом Общества любителей российской словесности Московский университет новым актом выказал свое отношение к писателю, избрав его в 1845 году почетным членом Московского университета. Факт этот хорошо известен. В 1901 году известный журналист и прозаик Владимир Алексеевич Гиляровский, член Общества любителей российской словесности, привез из своей поездки в Яновщину диплом Гоголя на звание почетного члена Московского университета (переданный ему на хранение племянником писателя Николаем Владимировичем Быковым). Текст этого документа гласит:
«Состоящий под Высочайшим покровительством Государя Императора Николая Павловича Императорский московский университет, уважив отличные в ученом свете заслуги и литературные труды по части русской словесности господина коллежского советника Николая Васильевича Гоголя, признает его почетным своим членом, с полной уверенностию в его содействии Московскому университету во всем, что к успехам наук способствовать может. Дан в Москве июня 16 дня 1845 года».
Далее следуют подписи попечителя Московского учебного округа графа Сергея Строганова, ректора университета профессора Аркадия Альфонского и секретаря Совета университета Василия Спекторского[5]. Местонахождение этого диплома ныне неизвестно.
Итак, Гоголь в 1845 году был избран в почетные члены старейшего русского университета «за отличные в ученом свете заслуги и литературные труды». И этот акт был довольно редким в жизни Московского университета: со времени его основания Гоголь был одним из немногих писателей, возведенных в это звание. Университет удостаивал звания своего почетного члена преимущественно людей науки. В акте избрания сообщается, что 31 января 1845 года в присутствии Совета ректор на основании параграфа 30 общего устава университетов предложил в числе других избрать почетным членом коллежского советника Николая Васильевича Гоголя, на что последовало единодушное согласие всех членов Совета.
Архивы не сохранили подробностей. Возможно, с избранием Гоголя были определенные сложности. 2 февраля 1845 года Погодин записал в своем дневнике: «Известие от Шев<ырева>, что я выбран Почетн<ым> Член<ом> Универ<ситета> c Герцог<ом> Лейхтенб<ергским>, Принцем Ольденбур<гским>, потом Остроград<ский>, Штруве, Восток<ов> и Гоголь. Назначение последнего вопреки мнению аристократов и, может быть, правит<ельства>…«[6]. Небезынтересно знать, как Гоголь отнесся к этому акту университета. Об этом нет никаких следов в его переписке. Возможно, он вообще не высказался по этому поводу. Напомним, что 1845 год — один из труднейших в его жизни. Он был занят другими проблемами.
Теперь рассмотрим более подробно связи Гоголя с Московским университетом и его профессорами. В 1832 году он знакомится с профессором Михаилом Петровичем Погодиным, который вводит его в круг «москвичей». В среде профессуры Московского университета Гоголь находит не только искренних почитателей своего таланта, но и близких друзей. Такими друзьями остались до конца его жизни профессора Степан Петрович Шевырев, Михаил Александрович Максимович, Осип Максимович Бодянский. С двумя последними Гоголя связывало чувство любви к родной для них Украине, общие интересы в области изучения ее истории и фольклора.
С профессором Московского университета, а впоследствии ректором Киевского университета Святого Владимира Михаилом Александровичем Максимовичем (1804–1873) Гоголь познакомился в 1829 году. Оба увлеченно собирали народные песни, первое издание которых Максимович выпустил в 1827 году. Гоголь с юных лет любил народные песни и стал собирать их еще в Нежинской гимназии. Он был глубоким знатоком и собирателем устного народного творчества[7]. «Моя радость, жизнь моя! песни! как я вас люблю! — писал он в 1833 году Максимовичу. — Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями! <…> Я не могу жить без песень» (Х, 228–229).
Именно в песнях находил Гоголь отражение настоящей народной жизни. «Это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа», — писал он в статье «О малороссийских песнях» (VII, 169).
В 1834 году Московский университет издал второе собрание «Украинских народных песен» Максимовича. В предисловии автора было указано на участие в труде его Н.В. Гоголя — «нового историка Малороссии и автора Вечеров на хуторе близ Диканьки«[8]. Это участие было весьма значительным. По свидетельству самого Гоголя, он передал Максимовичу около 150 собранных им песен, совершенно тому неизвестных. На титульном листе другой книги, изданной Московским университетом в том же 1834 году («Голоса украинских песен»), Максимович выставил эпиграф из статьи Гоголя «О малороссийских песнях»: «Ничто не может быть выше народной музыки, если только народ имел поэтическое расположение, разнообразие и деятельность жизни».
После смерти Гоголя были обнаружены еще две тетради с записями собранных им южнорусских и украинских песен. Изданные в 1908 году Отделением русского языка и словесности Академии наук под заглавием «Песни, собранные Н.В. Гоголем», они составили солидный том, заключавший свыше 400 страниц. Известно также, что свои записи песен Гоголь передал Петру Васильевичу Киреевскому, в его знаменитое собрание.
Отношения Максимовича с Гоголем отличались особой доверительностью, — он как бы имел дар проникновения в самые тайники души Гоголя. Встретившись с ним после трехлетнего перерыва в Киеве в августе 1835 года, Максимович вспоминал, что тот уже тогда поразил его своей глубокой религиозной настроенностью. «Нельзя было мне не заметить перемены в его речах и настроении духа, — рассказывал он, имея в виду прогулки Гоголя по старому Киеву, — он каждый раз возвращался неожиданно степенным и даже задумчивым. <…> Я думаю, что именно в то лето начался в нем крутой переворот в мыслях — под впечатлением древнерусской святыни Киева, который у малороссиян 17-го века назывался Русским Иерусалимом…»[9].
Большую ценность представляет сообщение Максимовича о дне и месте рождения Гоголя. До сих пор у биографов разные мнения на этот счет. Большинство исследователей полагают, что Гоголь родился 20 марта 1809 года в доме доктора Михаила Яковлевича Трахимовского. Между тем Гоголь, родился в другом месте. По авторитетному свидетельству Максимовича, квартира Марии Ивановны Гоголь-Яновской в Сорочинцах «была в домике генеральши Дмитриевой, в котором и родился 19-го марта Николай Васильевич Гоголь. Восприемниками его были: молодой Трофимовский Михайло Михайлович, и Дмитриева. Домик тот недавно разобран новой владелицей, по незнанию, что в нем родился Гоголь»[10].
В близких отношениях к Гоголю стоял и другой его земляк — профессор Московского университета Осип Максимович Бодянский (1808–1877), один из основателей славяноведения в России. У Бодянского Гоголь брал уроки сербского языка, чтобы почувствовать красоту песен, собранных Вуком Караджичем. Сохранился рассказ поэта и журналиста Николая Васильевича Берга о дружбе Гоголя с Бодянским: «Каким-то таинственным магнитом тянуло их тотчас друг к другу: они усаживались в угол и говорили нередко между собою целый вечер, горячо и одушевленно…»[11]. Если ж Бодянского не было в числе приглашенных, то «появление Гоголя на вечере, иной раз нарочно для него устроенном, было почти всегда минутное. Пробежит по комнатам, взглянет; посидит где-нибудь на диване, большей частью один; скажет с иным приятелем два-три слова, из приличия <…> — и был таков«[12].
Теплое, дружеское отношение Гоголя к Бодянскому иногда высказывалось даже в кратких приписках в письмах его знакомых к последнему. Вот, например, выпавшие из внимания литературоведов строки Гоголя (их нет даже в академическом собрании сочинений писателя): «И я пpи этом тоже пользуюсь этим очень пpиятным для меня случаем. Вы не дали мне своего адреса, и потому я к вам не писал; притом же вы писали, что будете скоро в Рим. Очень благодарю вас за ваше письмо. Надеюсь увидаться с вами в Праге, или лучше в Мариенбаде, и поговорить о многом интересном для нас обоих. Прощайте и будьте здоровы. Искренне вас любящий земляк Н. Гоголь» (ХI, 215). Эти забытые строки Гоголя содержатся в письме Погодина к Бодянскому из Рима от 21 марта (н. ст.) 1839 года.
Дружба Бодянского была деятельной. Он, например, способствовал изданию поэмы Гоголя «Мертвые души», напечатанной в типографии Московского университета (1842, 1846). Цензурный экземпляр первого издания хранится ныне в Научной библиотеке имени А.М. Горького. На ее титульном листе рукой автора написано: «Печатать на моей бумаге. 2400. Деньги сто рублей в задаток положил. Н. Гоголь«[13]. Впоследствии у Бодянского находилась рукопись «Размышлений о Божественной Литургии» — последней книги Гоголя, увидевшей свет после его смерти.
Прозаик и публицист Григорий Петрович Данилевский вспоминает, как однажды в разговоре с Бодянским Гоголь заметил: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая Святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан…»[14].
Много ценных сведений о Гоголе содержится в дневниках Бодянского. Так, в записи от 7 июня 1856 года он передает воспоминания соученика Гоголя по Нежинской гимназии Иван Сушкова, помещика Полтавской губернии, который рассказывал за обедом у своего дяди, московского литератора Николая Васильевича Сушкова: «Никто не думал из нас, чтобы Гоголь мог быть когда-либо писателем даже посредственным, потому что он известен был в Лицее за самого нерадивого и обыкновенного слушателя и отличался наиболее жартами (шутками — укр. — В. В.), которыми часто заставлял всех товарищей хохотать до беспамятства. Довольно бывало ему сказать одно слово, сделать одно движение, чтобы все в классе, как бешеные или сумасшедшие, захохотали в одно горло, даже при учителе, директоре, ком бы то ни было; он же оставался как ни в чем не бывало: спокоен и важен«[15].
Это свидетельство подтверждается признанием Гоголя в «Авторской исповеди»: «Ни я сам, ни сотоварищи мои, упражнявшиеся также вместе со мной в сочинениях, не думали, что мне придется быть писателем комическим и сатирическим, хотя, несмотря на мой меланхолический от природы характер, на меня часто находила охота шутить и даже надоедать другим моими шутками…» (VI, 221).
Наиболее близок к Гоголю в зрелые годы его жизни был профессор Степан Петрович Шевырев (1806–1864). Ему Гоголь читал главы второго тома «Мертвых душ»: больше чем кому-либо — до седьмой включительно. Будучи доверенным лицом Гоголя в денежных и других делах, Шевырев принимал участие в издании его сочинений. Он разбирал бумаги, оставшиеся после смерти Гоголя, первым прочел «Авторскую исповедь» и другие сохранившиеся в рукописях произведения. В июне 1852 года он писал Анне Васильевне Гоголь, сестре писателя: «Когда я в первый раз читал его Размышления о Литургии, мне казалось, душа его носилась около меня, светлая, небесная, та, которая на земле много страдала, любила глубоко, хотя и не высказывала этой любви, молилась пламенно, и в пламени самой чистой молитвы покинула бренное, изнемогшее тело»[16].
В 1852 году, вскоре после кончины Гоголя, Российская академия наук приняла решение издать его биографию. Написать ее было поручено Шевыреву. С этой целью он отправился на родину писателя для сбора материала. Биографии Гоголя Шевыреву написать не удалось. Но сохранился документ, раскрывающий множество подробностей последних дней жизни и смерти Гоголя — письмо Шевырева от 2 апреля 1852 года к двоюродной сестре Гоголя Марии Николаевне Синельниковой (рожденной Ходаревской)[17].
Из переписки известного профессора истории Тимофея Николаевича Грановского (1813–1855) можно заключить, что и он одно время находился в близких отношениях с Гоголем. «Здесь Гоголь, — сообщал Грановский Н.В. Станкевичу в 1840 году, — я его вижу два раза в неделю. Он был у меня»[18]. К сожалению, нет более подробных сведений об их отношениях. «Вот вам весть, горькая для каждого порядочного человека в России, — писал Грановский тому же Станкевичу на другой день после похорон Гоголя, — Гоголь умер и перед смертью, в припадке хандры, доходившей почти до сумасшествия, сжег свои бумаги, в том числе готовый к печати 2-й том Мертвых Душ. Много другого драгоценного погибло таким же образом. Раскаяние по-видимому ускорило его смерть. Похоронили его вчера со всеми почестями, приличными последнему великому писателю Русской земли»[19].
В тот же день, 26 февраля 1852 года, Иван Сергеевич Аксаков писал Ивану Сергеевичу Тургеневу: ««Ну, кажется, теперь больше хоронить некого», сказал нам вчера Грановский. И действительно, мы похоронили не только последнюю свою славу, но кажется, и последнего художника не только для России, но и для целого мира»[20].
Грановский выступил инициатором общественной организации похорон Гоголя. Московский университет в лице лучших своих представителей поддержавший первые шаги молодого писателя, проводил его в последний путь.
На похоронах Гоголя возникли споры. Друзья хотели отпевать его в приходской церкви Преподобного Симеона Столпника, которую он любил и посещал. Однако по настоянию начальства Гоголь был отпет в университетской церкви Святой мученицы Татианы. Позднее, в 1881 году Иван Сергеевич Аксаков в письме к известному библиографу Степану Ивановичу Пономареву так освещал эту распрю: «Сначала делом похорон стали распоряжаться его ближайшие друзья, но потом университет, трактовавший Гоголя в последнее время как полусумасшедшего, опомнился, предъявил свои права и оттеснил нас от распоряжений. Оно вышло лучше, потому что похороны получили более общественный и торжественный характер, и мы все это признали и предоставили университету полную свободу распоряжаться, сами став в тени»[21].
Гроб с телом Гоголя был перенесен в университет. Почетный караул из шести студентов, сменявшихся каждые два часа, дежурил при нем день и ночь. Профессора Н.Б. Анке, Ф.Л. Морошкин, С.М. Соловьев, Т.Н. Грановский, П.Н. Кудрявцев вынесли гроб из церкви, а студенты пронесли его на руках всю дорогу до кладбища[22]. Вся Москва провожала в последний путь своего любимого писателя.
Известный русский педагог Сергей Александрович Рачинский (оставивший профессорство в Московском университете и ставший крестьянским учителем) рассказал историю одной литографии, изданной спустя несколько дней после смерти Гоголя: «Вскоре после кончины Гоголя тело его было положено в гроб и перенесено в церковь Московского Университета. Тут около гроба до самого погребения постоянно дежурили студенты. В одном из таких ночных дежурств участвовал мой покойный брат, Владимир Александрович Рачинский, тогда студент четвертого курса юридического факультета. Обладая немалым талантом в рисовании и желая сохранить воспоминание об этом скорбном и торжественном бдении, он во втором часу ночи принялся рисовать профиль покойного, надеясь, что он успеет окончить рисунок без свидетелей. Но в это время вошла в церковь графиня Е.П. Ростопчина, задрапированная по-испански в черные кружева, вся еще прекрасная. Долго молилась она перед гробом, а затем обратила внимание на рисующего юношу, взглянула на его набросок и была поражена достигнутым сходством и передачею печати важного покоя, лежавшей на чертах усопшего.
На другой день она рассказала о портрете Вл<адимиру> Ив<ановичу> Назимову, тогдашнему попечителю Московского университета. Он также пожелал на него взглянуть и настоял на том, чтобы он был воспроизведен и пущен в продажу. Так и сделали. Портрет был налитографирован в ограниченном количестве экземпляров и в несколько дней раскуплен. У меня сохранилась расписка, писанная рукою Степана Петровича Шевырева о получении от В.А. Рачинского 143 руб<лей> на сооружение памятника Гоголю. По прошествии нескольких дней каким-то убогим рисовальщиком была пущена в продажу плохая копия, в уменьшенном виде, с рисунка моего брата, с прибавкою разных безвкусных эмблем»[23].
Писательница Евгения Тур (графиня Елизавета Васильевна Салиас де Турнемир) сообщала профессору Максимовичу 25 февраля 1852 года, что «университет открыл подписку на бюст Гоголя для университетской библиотеки и хочет учредить стипендию во имя покойного…«[24]. Стипендия действительно была учреждена, но это произошло в 1864 году, когда наследники Гоголя предоставили в распоряжение университета для этой цели 2500 рублей. И сегодня в Московском университете есть стипендия имени Гоголя.
В этой связи напомним, что Гоголь еще в 1844 году создал на свои средства фонд помощи нуждающимся студентам Московского университета, определив для этой цели доход от своих сочинений. Поручая Сергею Тимофеевичу Аксакову организацию помощи бедным талантливым студентам, Гоголь писал ему из Рима 25 ноября (н. ст.) 1845 года: «Имя дающего должно быть навсегда скрыто…» (ХIII, 215). В распоряжении профессора Шевырева находились деньги Гоголя, предназначенные «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукою и искусством«[25]. Из этих средств Шевырев оказывал помощь, в частности, Петру Ивановичу Бартеневу, будущему редактору и издателю журнала «Русский Архив», и молодому художнику Владимиру Осиповичу Шервуду, впоследствии академику живописи, известному архитектору, по проекту которого построено здание Исторического музея на Красной площади.
Гоголь состоял в переписке с Дмитрием Константиновичем Малиновским, студентом математического факультета Московского университета, автором статьи «О том, как надо разуметь смешное в произведениях Гоголя», сохранившейся в рукописи и напечатанной в наше время[26]. Он оставил о Гоголе свои воспоминания[27].
Итак, как видим, связи и отношения Гоголя с Московским университетом чрезвычайно разнообразны. И сегодня эта духовная связь писателя с университетом не прерывается. В 1995 году настоятель храма Святой мученицы Татианы, домовой церкви Московского университета, протоиерей Максим Козлов, выпускник филфака, освятил мемориальные комнаты Гоголя в Москве в доме на Никитском бульваре (впервые после 1917 года), а также и сам филфак (первый среди факультетов университета). С той поры каждый год в день смерти Гоголя священник университетской церкви служит литию в доме, где Гоголь провел последние годы своей жизни.
Первый и главный русский университет не может не гордиться тем, что в числе многих славных имен, вписанных в его 260-летнюю историю, стоит имя великого русского писателя — почетного члена Московского университета Николая Васильевича Гоголя.[]
Владимир Алексеевич Воропаев —
доктор филологических наук,
профессор филологического факультета
МГУ имени М.В.Ломоносова
[1]*Первоначальный вариант статьи опубликован: Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. М., 2009. № 2.
[1] Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. /Сост., подготовка текстов и коммент. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. М.; Киев, 2009. Т. Х. С. 264. Сочинения и переписка Гоголя цитируются по этому изданию. В дальнейшем ссылки на него даются в тексте с указанием в скобках тома (римской цифрой) и страницы.
[2] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Полный систематический свод документальных свидетельств. Научно-критическое издание: В 3 т. /Издание подготовил И.А. Виноградов. Т. 2. М., 2012. С. 666.
[3] Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1976. Т. 1. С. 183.
[4] См.: Клейменова Р.Н. Общество любителей российской словесности. 1811–1930. М., 2002. С. 367–393. См. также Клеймёнова Р.Н. Гоголевская тема на заседаниях Общества любителей российской словесности. Библиография // Гоголь и Общество любителей российской словесности /Сост. Р.Н. Клеймёнова. М., 2005. С. 99–153.
[5] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. М. 2013. С. 576.
[6] Там же. Т. 2. С. 489.
[7] Подробнее см. в изд.: Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем: В 17 т. Т. 17. М.; Киев, 2010 (комментарии к разделу «Песни, собранные Гоголем»).
[8] Максимович М.А. Украинские народные песни. М., 1834. Ч. 1. С. III–IV.
[9] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 1. М., 2011. С. 638. Впервые опубликовано: Максимович М. Письма о Киеве и воспоминания о Тавриде. СПб., 1871.
[10] Там же. С. 639–640. Впервые опубликовано: Максимович М. Родина Гоголя // Москвитянин. 1854. № 1.
[11] Там же. Т 3. С. 647.
[12] Там же.
[13] Бодянский О.М. Мертвые души, поэма Н.В. Гоголя, сверенная со списком, представленным в Цензурный комитет, теперь принадлежащим Библиотеке Московского университета // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете. 1866. Кн. III. Отд. V. С. 241.
[14] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 1. С. 303.
[15] Там же. Т. 3. С. 235.
[16] Там же. Т. 2. С. 115.
[17] См.: Там же. С. 107–113.
[18] Т.Н. Грановский и его переписка. М., 1897. Т. 2. С. 384.
[19] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 149.
[20] Там же. С. 933.
[21] Письма к библиографу С.И. Пономареву. М., 1915. С. 142.
[22] См.: Данилов В.В. Графиня Сальяс и Максимович. Письмо графини Е.В. Сальяс о кончине Н.В. Гоголя // Русский Архив. 1907. № 11. С. 438.
[23] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 112–113.
[24] Данилов В.В. Графиня Сальяс и Максимович. С. 437.
[25] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 124.
[26] См.: Малиновский Д.К. О том, как надо разуметь смешное в произведениях Гоголя /Публ. и примеч. И.А. Виноградова // Н.В. Гоголь и Православие. М., 2004.
[27] См.: Гоголь в воспоминаниях Д.К. Малиновского // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 3. С. 676–684.
