Если бы Данте ограничился «Новой жизнью», наиболее значительным произведением флорентийского периода, мы бы уже почитали его как знаменитого итальянского поэта. Но именно изгнание, несправедливое, мучительное, страшное: «сожжение в случае неповиновения», заставило его совершить невозможное — стать тем, кем он стал, и доказать Флоренции, что она потеряла лучшего своего гражданина, а всему миру дать «верную дорогу». Флоренция отправила Данте в путешествие сначала по Италии, а затем по Вселенной.

Само чтение «Божественной Комедии», столь мучительное и неблагодарное вначале, требует и сотворчества, и духовного опыта. С трепетом слышу от студентов: ««Ад» прочитал. Понравилось: близко, понятно. «Чистилище» труднее, «Рай» — совсем не воспринимается». Даже Р. Вагнер «Рай» не понял и посоветовал своему другу и родственнику Ф. Листу ограничиться в «Данте-симфонии» «Адом» и «Чистилищем». Впрочем, напрасно не понял, ведь «Рай» — торжество музыки!

«Божественная Комедия» — невероятный, волшебный текст. Кажется, что поэт не просто писал стихи, а колдовал или действовал как средневековый алхимик. Недаром О. Мандельштам постоянно повторял про «химию оркестра», «химию стиха» в работе «Разговор о Данте». Он же  предостерегал от школярской риторики в понимании чуда «Божественной Комедии» и призвал к «изучению соподчинённости порыва и текста».

«Комедия» — синтез жанров: это видение, поэма, гимн Беатриче, энциклопедия, исповедь, утешение, можно отметить черты рыцарского романа о Граале, паломничество, одиссея. В жанровом пределе Комедия доходит до парадоксальности, поскольку в ней просматривается и житие. Ведь Данте в конце созерцает Бога в высшей сфере Рая. Это  уникальный случай создания жития о себе самом.

В «Божественной Комедии» представлено средневековое естествознание:  «Ад» рассказывает о внутреннем строении Земли, «Чистилище» рассматривает человека с точки зрения проблем истории, биологии, психологии, «Рай» показывает соотношение астрономии, метафизики и богословия[1].

«Божественная Комедия» сочетает черты эпоса лирики и драмы. Она не компенсирует отсутствие эпоса у итальянцев в средние века,  поскольку обращается ко всему человечеству, «указывая путь к спасению», но косвенно способствует уникальному решению этой проблемы в будущем Возрождении: Кто мы? – Мы потомки древних римлян. Комедия пробуждает у итальянцев величайшее культурное самосознание. И всё-таки, Комедия создавалась не как трактат о мироздании, а в момент величайшего кризиса в судьбе поэта, несправедливо изгнанного из Флоренции, скитающегося, потерявшего дом и семью. В такие моменты человек задаёт  два вопроса: «За что всё это мне?» и «Почему всё так устроено?». На эти вопросы поэт и отвечает в «Божественной Комедии». Его личная судьба раскрывается в путешествии по Вселенной, и согласуется с жизнью других людей и с законами мироздания. Русские поэты серебряного века ощущали свою причастность к судьбе Данте. Можно вспомнить ахматовскую музу «диктовавшую Данту страницы «Ада»».

«Комедия» поражает стройностью, соразмерностью и совершенством структуры. «Произведение, гениальное уже по замыслу» (Пушкин), построено так, что при каждом стремлении вникнуть в смысл, проанализировать тот или иной образ, открываются целые цепочки алгоритмов и художественных кодов. Мандельштам также утверждает, что «Комедию» должны изучать учёные. Сегодня становится понятным, что кроме историков, философов, литературоведов, лингвистов, культурологов «Божественная комедия» может быть интересна антропологам, математикам, минералогам и т.д.

Композиция произведения соотносится с образом автора-героя. Данте раскрывает свою сущность по образцу св. Августина в «Исповеди», как человека, предстоящего перед Творцом, использует опыт Боэция в «Утешении философией», когда герой осмысляет личную судьбу, используя гуманитарные науки, при этом Данте сопереживает миру как поэт-пророк. Так как совершенствование героя   включает пространственное измерение, оно метафизически схематично. По словам Мандельштама, «средневековье не помещалось в системе Птолемея – оно прикрывалось ею»[2]. «Божественная Комедия», синтез идей Средневековья,  с трудом втиснута в птолемеевское пространство.По словам М.Л. Андреева, «Космос в «Божественной Комедии» это не только мир природы, зловещий в «Аде», просветлённый в «Рае», но и мир этики. Мир, в котором физические законы находятся на службе у этических»[3].

Очень точно и ёмко определяет форму Комедии образ храма. И дело не только в том, что «содержание поэмы относится к её форме как храм – к совершающейся в ней службе» (Доброхотов), а в том, что Вселенная приобретает форму храма.  Огромное подземелье соотносится с криптой (Ад), стены представлены в виде горы Чистилища, а подъём в гору во многих культурах соотносится с духовным опытом и совершенствованием («Восхождение на Фудзияму»). Купол храма обычно символизирует небеса. В пользу идеи текста-храма говорит и числовой код Комедии – каждый храм должен сначала иметь математический расчет. Принцип золотого сечения, лежащий в основе формы «Божественной Комедии», также создаёт пространственную структуру.

Композиция произведения имеет несколько уровней. Во-первых, пространство и время. Во-вторых, числовой уровень. В-третьих, аллегорический, с ним связан и план вставных сюжетов. В-четвёртых, символический. Пятым уровнем композиции мы бы назвали метафору, как способ превращения материала всевозможных гуманитарных наук в поэзию. «Поэзии Данте известны все энергии современной науки. Единство света, звука и материи составляет её внутреннюю природу»[4]

В 14233 стихах «Божественной Комедии», «сдержанной и смиренной» по стилю даётся пространство Вселенной с северным полушарием земли с воронкой Ада, образовавшегося в результате падения Люцифера, и южным полушарием воды с горой Чистилища, симметрично вытесненной Адом. Земля окружена воздухом и сферой огня. Т.о. представлены все стихии античного мира. Симметричная противоположность Ада и Чистилища напоминает об эпическом дуалистичном пространстве, когда герои помещаются на возвышенности (например, дворец Хеорот в «Беовульфе»), а чудовища приходят из нижнего мира. Это пространство оживляется и одухотворяется этикой. «Мировая гармония предполагает, что у каждого существа собственный тип стремлений. У высших творений это разум и любовь. У низших – тяготение или инстинкт…. Естественная область бытия души – Эмпирей, занебесное непространственное царство»[5]. Таким образом, мы можем говорить о физическом пространстве: подземный мир, гора, живой мир; о метафизическом пространстве: противоположность Ада и Рая во Вселенной; и о пространстве текста, образующего храм.

Временное измерение Комедии тоже имеет несколько систем отсчёта. Во-первых, точная дата – Пасха 1300 года, при том, что начинается путешествие с восхождения на холм в страстную пятницу. Во-вторых, история Флоренции, Италии, Рима, с актуализированной политической ситуацией и встроенная в Священную Историю.

Если пространство формируется этикой, то время –  шагом Данте по Вселенной. Его шаги – метр, определяющий звучание терцин. Гармоническая связь звука и зрительного образа в пределе своём определяет время и пространство Комедии. Поскольку, пространство – зримо, а время отсчитывается биением сердца и шагом героя. С шагом соотносится и важный символический образ лестницы в Комедии, с биением сердца, гонящего кровь – волна. Лестница напоминает не только об уступах Ада и Чистилища. Самой страшной лестницей является «мохнатая лестница» — шерсть Люцифера, по которой Данте и Вергилий выходят из Ада. Самой прекрасной – уходящая вдаль лестница уровней Райской Розы, в которой Данте мог видеть только самые близкие к нему фигуры. Образ волны (onda, acqua) изменяется в Комедии. В первой части это мутная вода, влекущая души. Этот образ в частности связан с четырьмя реками адского мира: Ахероном, Стиксом, Флегетоном, и Летой, начинающейся в Чистилище. Они сливаются в середине Земли в ледяное озеро Коцит.  Главная характеристика волны вначале, начиная с 24 строки первой песни Ада – si volge a l’acqua perigliosa e guata (Глядит назад, где волны бьют, страша,) — тёмная, грязная мутная вода, с  силой увлекающая в глубины Ада, — соотносится с внутренним состоянием героя, находящегося в паническом, смятённом состоянии. В Чистилище вода постепенно приобретает чистоту и зеркальность, а в Рае воды, как таковой нет, но свет – основная субстанция третьей кантики – распространяется «подобно волне»[6]. Образ волны соотносится с движением героя по спирали, поскольку спираль и есть волна, и с луком в третьей кантике[7]. Круг – совершенная форма, которая геометрически выражает смысл Комедии, так же связан с образом волны и лука. Бог предстаёт в Комедии в виде трёх кругов, а «понимание в поэме выступает как нахождение центра в круге, попадания в цель».[8] Условным объединением двух образов — волны и лестницы  – является колесо, которому можно «дать ровных ход» (sì come rota ch’igualmente è mossa). Колесо заменяет шаг и постоянно в движении как волна.

Числовой уровень определяет смысл поэмы на уровне математики. Он описан в каждом популярном издании про Данте и явно таит в себе множество чудесных тайн. Метрические единицы – тройка (Троица), девятка (Благодать, число Беатриче), десять (Божественная полнота), число семь, напоминающее о библейских символах (семь смертных грехов, семь церквей Семь даров Святого Духа), и многочисленные сюжетные числовые фокусы: Вергилий говорит о своём рождении в семидесятом стихе, а родился он в 70 г. до н.э.. Прожил пятьдесят один год и речь его занимает пятьдесят одну строчку. Особенно богата числовой символикой тридцатая песнь Чистилища – кульминация поэмы по принципу золотого сечения, её смысловой центр. Золотое сечение тоже связано с пространственной образностью – по этому принципу построены кристаллы – самое совершенное создание мира неорганической природы.

Аллегорический принцип проходит через всю ткань поэмы. Аллегория для Комедии – путь к метафоре. Аллегория – однозначная подмена слова, например, Минотавр – «позор критян» («Ад» Песнь 12. 12-13). Флегетон – «поток кровавый» («Ад» Песнь 12. 47). Библейских персонажей, участвующих в процессии Земного Рая можно отметить как аллегорические фигуры и символические. Они абсолютно соответствуют своей роли в Священном Писании.

Символы в «Божественной Комедии» имеют выраженную многозначность. Это три зверя, которых Данте встречает, пытаясь подняться на холм: рысь (в русском переводе М. Лозинского) (Lonza – ягуар в подлиннике). Для Данте важна яркая пёстрая шкура – символ прельщения земных радостей[9], лев – символ насилия, волчица – Алчность.

К символическим фигурам можно отнести трёх основных проводников Комедии – Виргилия, Беатриче и св. Бернарда, объясняющего Данте смысл Св. Троицы. И трёх дополнительных проводников, появляющихся в Чистилище: Стация, св. Лючию, приснившуюся Данте в образе орла, Мательду, встретившую Данте на лугу Земного Рая.

Метафорический уровень наиболее поразительный, он не только выражает художественное мастерство великого поэта, но и помогает преобразовать философский буквальный точный смысл поэмы, объединить его с богословским символическим уровнем и придать единство и совершенство многозначной структуре Комедии. Метафоры иногда имеют своим источником Библию (например, Люцифер – «червь» Пс. 21, 7)[10] или они образованы из понятий средневековых философов: Псевдо-Дионисия Ареопагита, Св. Августина, Св Альберта Великого и т.д. У св. Августина, возможно Данте берёт принцип преобразования аллегории в метафору: «Энигматический герменевтический метод Августина, объединяющий антитетические смыслы в единой комплексной метафоре».[11] Мы помним, что у Данте постоянно наблюдается стремление объединить двух антиподов, поставив их рядом. Это и Платон – Демокрит в Лимбе, и Бонавентура и Иоахим Флорский на небе Солнца.  Конечно, чрезвычайно интересны метафоры пришедшие из литературных произведений Вергилия, Овидия. Но единство и цепь метафор, тем не менее, позволяет Т.С. Элиоту заявить: «вся поэма Данте – огромная метафора, и в её стихах отдельным метафорам места нет».[12] Видимо, Данте тоже это понимал, поскольку все его метафоры тесно связаны и тяготеют к единому смыслу.

Особенно поразительно плод невероятных усилий, преобразованный в светлое сияние предстаёт в последней песне Рая. Герой уже не смятённый, испуганный, потерявшийся, беспомощный, человек, а трепещущий и внимающий, сосредоточенный в молитве и благоговении интеллектуал Средневековья, стремящийся «постичь, как сочетаны были» три круга. Данте последовательно показывающий в Раю собственное изменение и всё большее сияние и красоту Беатриче, способен открыть свой разум для грянувшего «смысла с высот». Зрительные и слуховые образы объединяются в символе «звучащего света», творящего гармонию Вселенной. Любовь – объединяющая сила, закон мироздания «движет солнце и светила».

Фейгина Е.В.

[1] См.  Доброхотов А.Л. Данте Алигьери. М., 1990. С. 86

[2] Мандельштам О.Э Разговор о Данте. М., 1987. С. 132

[3] Андреев М.Л. Данте//История литературы Италии. М., 2000. С. 354

[4] Мандельштам О.Э. Указ соч с. 112.

[5] Доброхотов А.Л. Данте. М., 1990. С. 136

[6] Андрушко В.А. Зрение и свет в поэзии Данте//Дантовские чтения 1987. М., 1989. С. 94

[7] Там же. С. 106

[8] Там же. С. 106

[9] Доброхотов А.Л. Указ соч  С. 94

[10] Андрушко С. 112

[11] Там же С. 96

[12] Элиот Т.С. Данте//Элиот Т.С. Избранное. Религия. Культура. Литература. М., 2004. С. 304

Имя российского лексикографа  В.И.Даля (1801 – 1872)   известно каждому, кто  интересуется русским языком. Cозданный им единственный в своем роде «Толковый словарь живого великорусского языка», над которым он работал около 50 лет,  и сейчас является ценным источником  для тех, кто изучает речь и культуру русского народа. О мировом признании лексикографа говорит то, что 2001 год был объявлен годом Даля. Нашим современникам Даль известен  в первую очередь как создатель словаря. Между тем его труд, остающийся и в наши дни самый полным собранием  русской лексики, был создан исключительным человеком, биография которого стала своего рода легендой…

Даль был  сыном датчанина  Иоганна Даля, многосторонне образованного богослова и медика, принявшего русское подданство. Получив первоначальное  домашнее образование, по настоянию  отца в 14 лет   Владимир Даль был определен  в Морской кадетский корпус, закончив который несколько лет служил в Черноморском флоте. Незнакомые русские слова он начал записывать в молодости –  одно из первых таких слов появилось в его собрании на пути из Петербурга к месту первой службы. Позже об этом он вспоминал так: “ На этой первой поездке моей по Руси я положил бессознательно основание к своему словарю, записывая каждое слово, которое дотоле не слышал”[1].

Думал ли он, начиная в 1819 г. собирать  слова, что любовь к русской речи сделает его известным  на века не только в России, но и в мире? Но это случится через несколько десятилетий, а  пока  он, после пребывания под судом по ложному обвинению в написании пасквиля и спасения благодаря вмешательству верховной власти, вынужден уйти в отставку, а затем (в 1826 г.) поступает на медицинский факультет Дерптского университета. По-видимому, его студенческие успехи были настолько выдающимися, что в начале русско-турецкой войны ему, недоучившемуся  студенту, разрешили в ускоренном порядке в один день сдать экзамены по 15 предметам курса, а через несколько дней защитить докторскую диссертацию по медицине, после чего он был зачислен в военный госпиталь при действующей армии, участвовал во многих сражениях, а в польской кампании  (1831г.) за воинский подвиг получил орден Св. Владимира  и знак воинского  отличия 3-ей степени.

После войны  Даль был назначен в петербургский военно-сухопутный госпиталь и быстро приобрел репутацию прекрасного хирурга. К этому периоду относятся и первые писательские опыты, которые  обнаруживают  его интерес к этнографии и языку.  Вслед за «Русскими сказками» казака Луганского (псевдоним В.Даля) появились его «Были и небылицы », а также повести из народного быта, которые обратили на себя внимание критики. Даль становится участником кружка петербургских литераторов, знакомится с Пушкиным, Жуковским, Крыловым, Гоголем, Языковым, Одоевским и  мн.др. В 1830-х гг. он пытался занять свободную должность профессора русского языка и словесности  Дерптского  университета. Мешало одно – Даль  был доктором медицины. Но ректору удалось убедить министра просвещения  позволить соискателю представить опубликованные  сказки как докторскую диссертацию по филологии. Однако помешал случай: начальник канцелярии шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа А.Н. Мордвинов, его  правая рука, обязанный отыскать автора переданной императору “революционной книжечки или прокламации”, обратил внимание на “Русские сказки казака Луганского”, где усмотрел “насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдат”, и поспешил “поднести” их “его величеству, который приказал арестовать сочинителя и взять его бумаги на рассмотрение”[2]. Даль вспоминал, что при аресте Мордвинов  встретил его “площадными словами”. Правда, на следующий день Даль был отпущен с полуизвинениями (существуют свидетельства, что царя просил за Даля В.А.  Жуковский), но от кафедры пришлось отказаться.

После злоключений с публикацией сказок Даль в 1833 г. выходит в отставку и по приглашению военного  губернатора Оренбургского края В.А.Перовского (который был дружен с В.А. Жуковским) становится  чиновником  для особых поручений при губернаторе. Ему приходится заниматься административными реформами и разнообразной просветительской работой. Он инициатор создания в Оренбурге Зоологического музея, для которого собирает коллекции местной флоры и фауны. По поручению главного начальника над военно-учебными заведениями Даль пишет два учебника – по ботанике и зоологии. Служебные разъезды давали возможность узнать людей разных сословий и  разных национальностей, знакомиться с их бытом  и культурой и, главное, продолжать собирать материалы для словаря. Известно, что Даль сопровождал Пушкина в то время, когда поэт изучал в Оренбуржье  историю Пугачевского бунта. Возможно, беседуя с Пушкиным, Даль обсуждал с ним и свой главный проект – словарь живого русского языка. Трагическая весть о смертельной ране Пушкина  свела в последний раз Даля с гениальным поэтом. Он как врач дежурит у постели Пушкина и поддерживает умирающего. После смерти Пушкина Даль “получил от его вдовы простреленный сюртук и знаменитый перстень-талисман”[3]. Впоследствии Даль    составил записки о Пушкине.

В 1838 г. за работы по естествознанию, в том числе по исследованию флоры и фауны Оренбургского края, в которых автор проявил себя как профессиональный систематик, Даль был избран членом-корреспондентом Петербургской Императорской академии наук по физико-математическому отделению. В 1841г. он переведен в Петербург и назначен чиновником особых поручений при  министре внутренних дел  Л.А. Перовском. До конца 40-х гг. Даль  также управляющий Особой канцелярией этого министерства, то есть ближайший помощник министра. В петербургский период своей жизни Даль принимал участие в ряде важнейших государственно-правовых начинаний министерства, под его редакцией составлялись ежегодные отчеты министерства и другие документы, предназначенные для внесения  в Государственный совет и кабинет министров. В эти годы Даль продолжает печататься (выходит его очерк «Петербургский дворник», статьи «О русских пословицах», «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа»). В середине XIX в. растет интерес русского общества к истории, географии, этнографии России. Знаменательно, что Даль стал одним из 12 членов-учредителей Российского географического общества. Однако работа в министерстве  («где все дела делаются только на бумаге, а на деле все идет наоборот»)  начинает тяготить его все больше и больше. Возможно, одно из поручений – подготовить  для царя экспертное разыскание о скопцах – заставило его задуматься над тем, что чиновничья карьера отнимает у него время, которого остается немного, и что остающиеся силы нужны для собственного дела. Представленное им “Исследование о скопческой ереси” было передано Николаю I и одобрено им, однако государь счел  невозможным рассылать высшим духовным и гражданским лицам заключение по вероисповедному делу, написанное иноверцем[4]. Написать новое исследование  было поручено Н.И. Надеждину, использовавшему всю работу Даля. Мог обидеть Даля и выговор министра («Служить – так не писать, писать – так не служить»)[5].

В 1849 г. по  настоятельной просьбе Даля Перовский расстается с ним  и назначает управляющим конторой удельных имений в Нижнем Новгороде.  На этом посту Даль, занимаясь  административной и просветительской работой, мог пополнять свою лексикографическую сокровищницу (он готовит также к изданию «Пословицы русского народа»). Работа над словарем продвигается быстрее. Здесь, в Нижнем Новгороде, Даль выходит в отставку (в 1859 г.), затем переезжает в Москву , где в доме, приобретенном на Большой Грузинской улице,  завершает работу над словарем[6].

Лексикографический труд В.И.Даля встретил сочувственное внимание в Обществе любителей российской словесности при Московском университете. Отчет о степени готовности своей работы  автор прочитал на заседаниях общества в 1860 г. Даль вспоминает, как «горячо и настойчиво отозвалось»[7] оно на его выступление и предложило найти средства для издания. Они были в конце концов изысканы, и  начальный  выпуск словаря выходит в 1860 г.  Полностью  же “Толковый словарь живого великорусского языка” (в 4-х томах) опубликован в 1863-1866 гг. За первые выпуски  этого труда Географическое общество присудило Далю Золотую Константиновскую медаль. После завершения публикации Александр II наградил  Даля орденом Св. Станислава, Академия наук приняла в почетные члены и присудила Ломоносовскую премию, а Дерптский университет прислал диплом и немецкую премию. Второе издание словаря вышло через несколько лет после смерти В.И.Даля (в 1880-1882 гг.).  Появилось несколько дополнений к словарю, а также новые словари, которые опирались на Даля, и множество отзывов, большей частью восторженных. В последующие  годы  “Толковый словарь  живого великорусского языка” переиздавался десятки раз. В наши дни существуют и его современные версии.

Почему же главный труд В.И.Даля вызывал и по-прежнему вызывает  такой интерес? Далев словарь, “стремясь направить литературный язык «в природную колею, из которой он у нас соскочил, как паровоз с рельсов»”, был попыткой указать “обществу пути синтеза книжных форм с простонародными”[8].  В этом описании была представлена почти вся лексика и фразеология русского языка того времени: и актуальные для середины XIX в. cлова и фразеологизмы  из использованных Далем академических словарей, и собранные автором сокровища родного слова – из языка представителей разных регионов России, разных сословий, разных наук и знаний (всего более 200 000!). Говоря о Дале, обычно отмечают, что он выступал против иноязычных заимствований (“чужесловов”). Однако, заглянув в словарь, можно убедиться в том, что освоенные языком заимствования  лексикограф  сохраняет, более того – их очень много в сферах административной, военной и др. терминологии.  Лишь подборки  в качестве переводов к некоторым непонятным, по мнению Даля, обозначениям отвлеченных понятий рядов своего рода замен, среди которых нередки созданные самим составителем новообразования (иногда неудачные, такие, например, как соглас  для слова гармония; озор; завес для горизонт[9] ) –  и народные слова (см. резонанс – зык), говорят о  желании автора дать “равносильный чужому свой” материал для построения новой системы русского языка, для его “оживления”. Впрочем, иногда Даль дает прямые оценки подобным заимствованиям: слово эксплуатация сопровождается замечанием «крайне неуклюжее»; оно дополнено оценкой другого слова образующегося в русском языке  нового гнезда: «не лучше того гл(агол) эксплуатировать». В словарной  статье о несклоняемом в XIX в. слове эхо составитель пишет:  «Несклоняемые чужесловы надо бы стараться изгнать». (Осторожная попытка Даля очистить русский язык от некоторых  уже укоренившихся в нем заимствований  практически осталась незамеченной).

В основу словаря впервые был положен «живой, устный язык русский» с его областными вариантами. В нем также очень широко  показана терминология и фразеология самых разных профессий и ремесел, объяснены и описаны многие обиходные слова, называющие предметы окружающей среды. Подчеркнем еще раз, что если  обозначения элементов материального мира и общих понятий оказывались употребительными заимствованиями, они включались в словарь (наравне с другими словами, без авторских  комментариев и предлагаемых вместо  “чужесловов” замен). В частности, в небольшом фрагменте на букву «К» находим отсутствующие в Словаре Академии российской (т. 3; СПб,.1814 г.) и Словаре церковнославянского и русского языка, составленном  вторым отделением Императорской академии наук (1847г.), заимствованные слова канитель (не только в прямом, конкретном, отмеченном в словарях-предшественниках, но и в переносном, не засвидетельствованном ранее значении), капсуля(ср. совр.  русск.  капсула и спец. капсуля), карцер, карьера, кашне (для последнего, впрочем, предложены явно неудачные соответствия  – авторские забавные слова носопрятка и нарожник[10]).

Решительно заявляя о борьбе с заимствованиями из западноевропейских языков (и реально сохраняя большую их часть), Даль устраняет из своего труда немало заимствований из церковнославянского языка. При этом в  словаре остаются понятные большей части  русского общества середины XIX в. такие пришедшие из языка церкви слова, как катехизис, кондак, консистория;  исключаются же из него “темные” для русскоговорящего человека  кампан, керамида, кераст, кидар, кимин, кинамон, кинсон, катапетисма, кафисма и мн. др. под. Даль не показывает  в своем словаре многие регулярные в церковнославянском языке суффиксальные производные и сложения (нет в нем, например, таких слов, как клосность, кознство, ключеволхвование, конегонитель, краеградие ). Вы не обнаружите в нем, впрочем, и сложных прилагательных типа красно-пегий, красно-коричневый: Даль считал, “язык наш не терпит” сложных слов, а “образует всякое слово из одного только главного понятия”[11]./

Надо признать, что “Толковый словарь”, нарушивший все требования, которые сложились для традиционных филологических словарей, не стал словарем живого языка, а попытка Даля изменить направление развития языка не могла  быть успешной, Необыкновенный по замыслу и по его воплощению труд  еще при жизни составителя устарел. Некоторые рецензенты  сразу указывали на такие частные решения в реализации грандиозной общей  концепции Даля, которые не соответствовали уровню лексикографии второй половины XIX в.

Третье издание взялся подготовить выдающийся лингвист  И.А.Бодуэн де Куртенэ. Оно оказалось, в сущности, новой версией Словаря. Редактор, существенно переработавший  источник, упрекая великого Даля “в недостаточной научности, … в нецелесообразном  упорядочении материала, в необоснованных этимологических сопоставлениях, в крайнем, почти до смешного доходящем пуризме”, не мог не отдать должного “громадности труда, энтузиазму собирателя, усидчивости и добросовестности… и творческому проникновению в сущность языка”[12].

Время подтвердило, что Словарь Даля  – важнейшее событие в истории описания русской лексики. Другого подобного  ему  собрания   русская лексикография не   знает. Все  недостатки его  можно простить, особенно если вспомнить, что создатель “Толкового словаря живого великорусского языка”  не имел филологического образования.

Э. Г. Шимчук

[1] М.В.Арапов. Толковый словарь живого великорусского языка и его создатель//Человек. М.,2009, №1,с.158.

[2] В. Э. Вацуро, М.И.Гиллельсон. Сквозь “умственные плотины”. Из истории прессы пушкинской поры. М., 1972.

[3] Русские писатели.1800-1917: Биографический словарь. Т.2 / Гл ред. П.А.Николаев. М.,1992. С.77.

[4] А.А.Панченко. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002. С. 15-16.

[5] М. В.Арапов. Толковый словарь русского языка и его создатель// Человек. М., 2009. №2, С. 189.

[6] В этом доме в 1986 г. открыт музей В.И.Даля.

[7] В.И.Даль. Напутное слово // В.И.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.I. М., 1955. С.XXVII.

[8] Цит. по : М.В. Арапов, указ. соч., с. 186.

[9] В.В.Виноградов. Толковые словари русского языка//В.В.Виноградов. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М.,1977. С.226.

[10] Таких слов, оказавшихся поводом  для шуток критиков  В.И.Даля, по подсчетам профессионалов, в Словаре Даля  всего несколько сотен ( ср. с  общим объемом словника этого труда).

[11] Луганский (Даль) В. Полтора слова о нынешнем русском языке/  “Москвитянин”.1842.Ч.1. .№ 2.

[12] Цит. по изд.: Отечественные лексикографы. XVII-XX вв. /Под ред. Г.А.Богатовой. М., 2000. С.114.